Старшая женщина улыбнулась. Красиво, искренне, открыто.
Более очевидный вызов Горной Страже непросто было представить.
– Конюхи, верно? – обронил он, не поднимая взгляда. – Старик, должно быть, пребывал в мерзком настроении, если уж их вам отдал. Увы, ничего не могу вам выдать.
Она кратко и четко пояснила, в чем было дело.
Анд’эверс стоял в нескольких шагах за крайними солдатами. Выглядел так, словно готов был двинуться в бой: серебристо посверкивала кольчуга из мелких колец, шлем с наносной стрелкой затенял лицо, а легкий топор на длинной рукояти постукивал о бедро. Сопровождала его пара человек. Один выглядел как младшая копия кузнеца, ради шутки одетая и вооруженная точно так же, второй, стоящий чуть в стороне, – словно утопленник, едва-едва вытянутый из воды. И утопленник в сером имперских Крыс.
Ростовой щит описал короткую дугу и упал рядом. Она ухватила за край и надвинула его на себя, словно тяжелое одеяло, скорчилась, подтягивая ноги под шею, под выпуклой броней было достаточно места для трех таких худышек. Что-то ударило сверху, раз и второй. «Копыто, – успела она подумать, – так лупят подкованные железом копыта». А того, кто набросил на нее щит, его уже не охраняют слои дерева, окованного металлом. И внезапно к грохоту копыт присоединились и другие звуки: звон стали, крики людей, визг раненых лошадей… Обе стороны оказались пойманы врасплох. Верданно – быстротой атаки и умелостью, с какой кочевники ударили в лагерь, а се-кохландийцы – тем, что за первой линией обороны раскинулось не пепелище, а стена из жилых фургонов, откуда били по ним, словно в соломенные тюки, и откуда непрерывно выливался ручей тяжелой пехоты. Причем пехоты, которая не намеревалась ни убегать, ни прикрываться щитами – но отчаянно атаковала, коля копьями, стягивая всадников из седел крюками гизарм и рогатин, режа коням ноги и вспарывая им животы.