– Господин полковник, – нарушил молчание контр-адмирал Пилкин, – как это ни печально, но Мехмед Ибрагимович говорит чистую правду. Еще два месяца назад страна стояла на грани полного развала и великой смуты. Но теперь, господа, всего этого уже не будет. Контр-адмирал Ларионов, полковник Бережной и новый глава России господин Сталин знают, что делают.
Скажу вам прямо, к моменту моего отъезда в Одессу обстановка в главной базе Черноморского флота сложилась для нас, большевиков, просто нетерпимая. Тогда в Севастополе бал правили кадеты, меньшевики и эсеры, а большевики оказались загнанными в полуподполье. Дело дошло даже до того, что в мае 1917 года нам, большевикам, было вообще запрещено вести свою агитационную деятельность в какой-либо форме.
Гумилев с Антоновой вышли из кафе. Через минуту следом кафе покинули еще две пары крепких коротко стриженных парней, одетых по последней парижской моде. В кишащей шпионами всех воюющих стран Женеве необходимо было соблюдать все меры предосторожности.
25(12) декабря 1917 года, раннее утро.
Германский фельдмаршал Август фон Макензен, высокий сухощавый старик с закрученными вверх усами, вместе с Вальтером Ратенау не спеша ехал по Яссам в большом открытом автомобиле марки «Бенц». За ними следовала еще одна легковая машина с адъютантами. А рядом, по обеим сторонам дороги, рысил взвод немецких улан из личной охраны фельдмаршала.