Разумеется, я это поняла позже, ну а тогда от страха у меня отнялся язык, и я, так и не попросив прощения, неловко вскочила на ноги и не помня себя выбежала из библиотеки, закрыв горящее лицо ладонями. Мысли, сменявшие одна другую, причиняли мне почти осязаемую боль – то был стыд за собственную глупость и страх перед возможным наказанием за нее. Собственные рассуждения о темном пламени страсти, в которое не зазорно швырнуть сколько угодно жизней, теперь казались мне несуразным лепетом. Слова господина Огасто отрезвили меня, как ледяная вода приводит в чувство пьяницу, и теперь все мои помыслы сосредоточились на одном желании.