Никогда раньше я не думала, что забота может показаться такой пугающей. На ум мне шли предупреждения господина Казиро, и в конце концов я пришла к мысли, что уж лучше бы я осталась с прочими богомольцами, пусть это и означало попасть в лапы к разбойникам – по крайней мере, их мотивы были понятны и просты.
Утром моя решимость несколько поколебалась – все кости ломило от сырости и холода, живот свело от голода, а мои недавние компаньоны торопливо собирались в путь, точно сбегая от меня и Хорвека, – и я не стала бы их за это винить.
Вскоре старший монах, прозывавшийся братом Жиромом, объявил, что мы трогаемся в путь, и все паломники упали на колени, чтобы помолиться. Я знала всего-то пару коротеньких молитв, и мне надоело повторять их еще до того, как мы добрались до городских ворот.
– Ваша светлость, я просто… просто… – жалко проблеяла я, совсем пав духом. В голове было пусто, как в дырявом ведре, и ни одного годного объяснения, зачем мне нужно прогуляться по городу, я не находила.
– Я не сказал ничего нового – всего лишь вновь удивился, до чего же темен твой ум, – пояснил Рекхе. – Неужели ты думаешь, что владения моего отца лежат за какой-то горной грядой по соседству?
Однако никого, кроме господина Огасто и меня, здесь не было. Мужчина, стоя около обвалившегося башенного зубца, смотрел вниз и тихо стонал так, что сердце разрывалось от жалости – казалось, он был на волоске от того, чтобы шагнуть в пропасть, однако волосок этот удерживал его крепче стальной цепи. Герцога словно мучила невыносимая боль, от которой нет спасения. Затем он вскинул голову к луне и вновь закричал, надсадно и пронзительно.