– Что, если он обманывает меня, когда говорит, что желает принять смерть? – мои сомнения становились все сильнее.
– Кхе-кхе, – закашлялся потрясенный дядя, все еще не знающий, стоит ли произносить хоть что-то в присутствии его светлости, рассуждающего настолько здраво, что пугало это сильнее иных безумных речей.
– Твой поганый язык непременно покроется язвами и отсохнет, – пообещала я мстительно. – Не смей насмехаться над честными обрядами! Это вовсе не те мерзопакостные богопротивные ритуалы, которые в ходу у вашего нечистого племени.
– Ах, не понимаешь… Ну ладно. – Дядя осмотрелся по сторонам и, понизив голос, произнес: – Не ты ли порекомендовала герцогине Таммельнской своего старого дядюшку как необычайно сведущего аптекаря?
Я в досаде закусила губу, признавая, что слова его не лишены смысла. Монахини действительно знали мое имя, а рыжая макушка была лучшей приметой, известной почти каждому жителю Таммельна благодаря истории с моей таинственной болезнью.
Я нащупала крону и вопросительно посмотрела на домового духа. Он кивнул и попятился, оставляя меня перед черной дырой, ведущей, как мне подумалось, в саму преисподнюю.