Теперь ее драло дольше и еще мучительнее. Она рычала, выворачивалась наизнанку, плакала навзрыд и снова пыталась выблевать свой желудок. Когда совсем изнемогла, просто перегнулась через край ванны, повисла на нем как тряпка, решив, что сейчас точно умрет.
Когда-нибудь узнает. Но не сейчас. Главное, что он хотел это сделать, мог сделать и сделал. Почему хотел, какое ему дело до опустившейся алкоголички – не задумывался, потому что задумываться о чем-то может только полноценная личность. Животное живет одним днем, часом, секундой, запоминая только то, что способствует выживанию.
– Я добил! В голову! Я виноват, что ли, что вы, уроды проклятые, не подыхаете, как все нормальные люди?!
– Проще, проще! – нетерпеливо прикрикнул хозяин дома.
Мир сузился до тесного дворика, в который Охотник и Анька успели вбежать. Обычная пятиэтажка, чудом сохранившаяся до нынешних времен, пыльная, видавшая виды, она обставилась небольшим сквериком с детской площадкой посередине и упорно не хотела признавать, что лучшие ее годы давно позади и пора уступать место новым домам – многоэтажным, красивым, пафосным – как и вся нынешняя жизнь. Здесь жили внуки и правнуки тех, кто когда-то вселялся в новые, пахнущие обойным клеем квартирки-клетушки, да приезжие со всех уголков страны, не имеющие возможности купить либо снять квартиру поближе к центру, там, где освобожденные от чада шаурмы и чебуреков красуются гордые строения при входе в Московский метрополитен.