Бабкин увеличил фотографию на экране, перевел взгляд на старые отпечатки и потрясенно свистнул.
Ночной лес шумел как море, и волны смолистого аромата накатывали на детей, бредущих цепочкой за одиноким огоньком. Впереди шел дядя Юра, неся фонарь, рядом с ним Пашка, следом Тамара и все остальные. Лелик нехотя тащился возле Тишки и то и дело прихлопывал комаров.
Он открыл глаза и глянул на нее с насмешливой проницательностью.
– Иду, Леночка, иду! Пять минут! – Он снова обернулся к Илюшину. – Нет, не я. Я любил своего сына. Как выяснилось, недостаточно, чтобы защитить его. Вот чего я себе никогда не прощу. Наше с Тамарой горе… оно неизмеримо. Каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что мог бы все изменить, если бы вовремя увез его из Литвиновки. В этом смысле я виновен в его гибели. Но убила его Яна Тишко. И она об этом знает.
– Дядя Веня, кто из вас? – голос звучал негромко, но настойчиво. – Скажи.
– А если не по отдельности? – Бабкин в отчаянии ухватился за последний шанс. – Если все-таки украшения продавали в неразобранном виде?