Коля с опаской приблизился к телу и сел на корточки.
Когда я думаю о том, что где-то есть хурма, которой нежно мнут бока, проветривают ее на сквозняке, а после купают в выдержанном коньяке, мне становится смешно. Я тоже хочу быть хурмой. Согласна даже на то, чтобы меня по завершении этого волшебного процесса съели вприкуску с чаем.
В каком-то смысле так оно и было. Никто из нашей семьи при мне не упоминал о трагедии. Отец, когда я пытался поговорить с ним, посмотрел на меня такими глазами, что я осекся на полуслове. Он оплакивал Пашку, и мое любопытство было оскорбительно для его горя.
– Я ведь певица, – хрипло говорит Изольда Тишкиной бабушке и выпускает дым из пунцовых губ. – У нас с Всевышним особые отношения. Мы – божьи дудочки. Господни тростники, через которые в мир льется его мелодия.
Вероника не успела до конца осознать весь ужас сказанного. Он протянул ей ладонь, на которой лежало несколько маленьких черных контейнеров.
Вероника улыбнулась. «Он тоже не понимает». Но в этой мысли не было горечи. Если все сложится хорошо, у нее будет время ему объяснить. Не сейчас. Позже.