Он сплюнул в кусты и уверенно двинулся по тропинке.
– Всю жизнь мечтал услышать, – пробормотал Лелик, – что женщина, в которую я влюблен, ощущает себя в моей компании старухой.
А я осталась в малиннике. Губы у меня распухли. Надо было выждать, прежде чем возвращаться в дом.
– Ага, – кивнул Макар. – Я понял. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы ударили его муляжом, но парню этого хватило, чтобы вырубиться. Пока вы лежали без сознания, в комнату вошел кто-то третий. Оценил обстановку, взял настоящую вазу и добил парня. Потом прижал ваши пальцы к орудию убийства и ушел. Предварительно собрав обломки гипса, конечно же.
– Он-то как раз настоящий писатель, и потенциально – очень неплохой. Я нашел старые журналы с его ранними вещами. Они наивны, конечно… Но в них что-то есть. Какая-то искра. Они запоминаются. Но Савельев, видимо, рассудил, что если писать как хочется, ни денег, ни славы это не принесет. И стал писать так, как надо. Нашел востребованную тему и принялся без устали вспахивать эту делянку. Деревенская проза, историко-патриотические экскурсы… Сразу у него все заработало: публикации, Союз писателей, а там и свои сборники пошли. Легенда о тульском самородке выстрелила в нужный момент. Савельев объявил, что он певец родной земли – и пел как соловей. На радио много выступал, читал свои тексты. Даже передача была: «Час Тульского Зодчего».
– Я могу спросить у Лелика. То есть у Алексея. Он-то наверняка помнит.