– Я совру про лес, мне поверят, – механически повторила девочка. – Женя! Ты видела ее… Изольду?
– Подмахиваешь Прохору, а? Когда он шпилит тебя вместо полдника?
– А теперь для разнообразия я хочу услышать правду. Зачем ты приехал?
Женька заявила, что я веду себя распутно. Я не знала, как это. Мне было тринадцать, а я вдруг почувствовала, что у меня есть какая-то власть над людьми. Женька всегда звала меня дурочкой, в школе со мной не играли, потому что я тупая и торможу – так они говорили, мои одноклассницы, собиравшиеся кучкой и хихикавшие, когда я проходила мимо. Еще я плохо училась и не умела отвечать у доски. Надо мной смеялись. Но знаете что? Мне кажется, даже смеясь, они меня побаивались.
Прохор запер дверь на два оборота ключа. Дети шныряют повсюду! Что поделать, издержки его развлечения. Пару раз ему казалось, что кто-то подсматривает, и он шел проверить. Но всякий раз темнота не скрывала в себе ничего, кроме пустоты.
Потрясенный своим прозрением, Лелик даже забыл о Пашке. Ему казалось, что он стоит перед чем-то огромным, перед открытием, к которому не готов. Хотелось крикнуть неизвестно кому: «Хватит! Я слишком маленький для этого!» Но внутри чей-то голос, взрослый, умный, сказал ласково и грустно: «Вы все слишком маленькие» – и Лелик увидел не своим, а чьим-то другим зрением несчастного отца: седого, взрослого, тщетно пытающегося разглядеть в единственном сыне черты умершей жены.