– Хорошо, – согласился Илюшин. – Допустим, ваш брат упал в обморок.
– Помню его, – сказал Дворжик, наливая себе коньяк. – Но мы друганами не были. Козицкий, он по жизни лох. Ну, не лох, может. Но лоховатый.
С другой, страшно до того, что дух захватывает. Как в парке на американских горках, когда твой вагончик притормаживает перед бездной. В этот миг всегда хочется отменить уже случившееся. Но поздно: несешься вниз, вопя от восторга и страха.
Но дверь поддалась. Лелик был настолько уверен в неосуществимости своего плана, что опешил.
– Каждую пятницу как ляжет в постель, так все одно и то же снится, – продолжал он. – И так уже четвертый месяц.
Вокруг гнезда, устроенного в развилке старой липы, кружились пчелы. Девочка забралась наверх и проверила свои сокровища. Все здесь, в мешочке, обернутом для надежности пакетом. И рисунок Лелика, на котором смешная птичка с густой челкой, и волшебный лесной кулон, и камешек с дыркой, найденный на берегу реки, и синее перо, и гладкий корень в виде страшной физиономии с округленным ртом.