Женька взвизгнула и кинулась прочь. Под аккомпанемент дробного топота громыхнула входная дверь, стаккато шагов в саду прозвучало – и оборвалось с оглушительным хлопком калитки.
– Да, я сын Изольды Андреевны Дарницкой. – Он обернулся к Макару. – И должен вам сказать, что вы ошибаетесь. Во всем. Ваши предположения не просто несправедливы – они жестоки.
– Хыр-хыр! – прохрипел Пашка и для правдоподобности выпустил изо рта струйку слюны. А затем открыл глаза, не выпрямляя свернутой шеи, отчего выражение его лица стало невыносимо жутким, подмигнул Тишке и осклабился.
Бабкин перевернул страницу записной книжки.
Однако рассказы Яны Тишко о времени, проведенном в доме Прохора, не были проникнуты состраданием к себе. И это удивляло Макара. Ее самоощущение не было самоощущением жертвы, при том, что обстоятельства были против нее. С одной стороны, Илюшину это нравилось. Но он не мог не спрашивать себя: а если вся история с разбитой вазой и восстановленной комнатой – вымысел? Большая мистификация? Что, если Яна Тишко сама придумала и воплотила этот сценарий, а затем привлекла на освещенную сцену двух новых актеров?
Он выгнулся, сделал вид, будто точит когти, и озабоченно глянул на свою руку.