Женька удержала чашку в руках, но печенье съехало с блюдца и разлетелось у нее под ногами.
Она сбежала по лестнице. Из столовой доносились голоса – мамин, деда и чей-то третий, высокий и какой-то кривляющийся.
– Вы отлично понимали, что, как только Федя признается во всем вашему брату, Юрий немедленно пойдет к отцу. Он не позволил бы вашей игре продолжаться. Своим признанием Игнатов обеспечивал свое будущее, но убивал вас. Кто его ударил?
Илюшин потянулся за планшетом и открыл фотографию Людмилы Кошелевой. Коренастая, широкоплечая. Когда на нее смотришь, кажется, что она из тех женщин, которые не умеют бегать – только ходить: неторопливо, основательно. Аляповатое платье-халат в цветочек, легкомысленные бараньи кудряшки вокруг оплывшего лица. Но при этом нежнейшая золотисто-розовая кожа, голубые глаза…
Тамара посмотрела на мужа, он на нее. Оба прекрасно поняли, что скрывается за этим неопределенным «что-нибудь».
– Постоянно невыносимая тошнота! – с надрывом продолжала Соня. – И вот здесь так и крутит, так и крутит!