Я съела одну недозрелую ягоду, другую… Постепенно забралась в самую глубь зарослей. Колючки царапали кожу, но мне было плевать. Вот она, жизнь: кислый сок на губах, царапины на предплечьях…
Но это было еще до миндаля. А в тот день мы ждали Изольду, чтобы получить орехи и испечь на какой-нибудь ужин самый вкусный на свете пирог.
Протянул руку и бережно пожал неуверенную ладошку.
– Вам известно что-нибудь об обстоятельствах смерти Павла Варнавина, чего вы не упоминали в своих показаниях?
– У них в семье был культ матери, – сказал Вениамин. – Везде ее портреты, фотографии. Изольда то, Изольда се… Вот мамино кресло, вот мамина подставка для ног!
Ваза взорвалась, и вместе с ней взорвался мир. Все рассыпалось: Пашка, портрет деда, зеркало, стол, обои с розами… Нестерпимо блестящие осколки закружились вокруг Тишки, ее подхватило водоворотом и затянуло вглубь черной хохочущей воронки.