Давид мог оставить жену. Детей он оставить не мог.
– Про Козицкого. Про приятеля твоего. Про то, как старуху грабили.
– Чтоб он сдох, сука! – выругался Дворжик.
– Ну знаешь! Я бы тоже стал трусом, если бы ты пригрозил мне шею свернуть.
– Виктор Иванович! – обрадованно воскликнул он. – Наконец-то! А я как раз в Москве. Можно к вам подъехать?
Он забалтывал ее, но судя по всему, реплики были выбраны неправильно. Голубые глаза по-прежнему расширены, как у взбесившейся ангорской кошки, и нож на изготовку.