Крик Мадам стал каким-то плаксиво-неразборчивым, упирающиеся в лежанку руки подогнулись, и она завалилась набок. Было видно, как мелко дергается ее елозящая каблуком туфли по металлическому полу кузова левая нога.
– Тогда приведите танк в негодность любыми другими способами! Вам надо объяснить, какими именно?
– Есть, сэр! – ответил Сирс и добавил: – Только документы я уже смотрел, они все на эстонском языке и решительно ничего не проясняют!
Как известно любому, кто хоть ненадолго побывал на войне: если ты сам по какой-либо причине не видишь и не слышишь противника, это вовсе не значит, что его нет вообще. Это как в анекдоте про того суслика – его не видно, а он есть. Почти всегда в момент, когда ты наслаждаешься обманчивой тишиной и где-то даже безнаказанностью, за тобой обычно внимательно наблюдают. А иногда заодно прикидывают при этом – чем бы тебя садануть по башке, да желательно так, чтобы ты больше уже не встал.
– Ладно, сержант, не корите себя, в любом случае вы сделали все, что могли.
Поняв, что он, кажется, действительно в плену у русских, а кейс погибшей полковника Клингман (чей труп все так же мирно лежал на броне его «Страйкера» в застегнутом на молнию прорезиненном мешке) тоже, похоже, попал к ним, Спейд в изнеможении посмотрел на бледное вечернее небо над Тарту.