Престарелый «патриарх польской демократии» Лех Валенса немедленно дал СМИ обширное интервью по этому поводу. В эфир вышли только сильно порезанные из соображений политкорректности куски этого интервью, но даже там самыми приличными словами, которыми Валенса охарактеризовал сложившуюся ситуацию, были «паскудство» и «похабное скотство».
– Это что, черт побери, такое? – ужасно удивился Дьюсл, когда Кирби выключил запись. – Фрэнк, я ничего не понимаю!
– Мэм, в материалах дела все изложено, – ответил капитан, продолжая старательно прикидываться тупым.
А уставшие от долгой бесцельной ходьбы, гудящие ноги продолжали нести дядю Борю через кусты и заросли куда глаза глядят…
Потом майор увидел в свою оптику выглянувшего из башенного люка старшего хорунжего Цызика. Хорунжий размахивал красным флажком, что означало остановку для всей колонны. Танки встали, порыкивая моторами на холостых оборотах. Печковский откинул крышку люка и высунулся по пояс наружу в синий выхлопной чад. Одновременно с ним показались из башенных люков и командиры остальных танков – всем было очень интересно, почему остановились. Тем более что колонна прошла всего километра три в глубь российской территории.
– А вот так, пан майор. За какой-то час очень условного боя – сорок пять машин. Или вы еще не поняли, что тут происходит? Все, что осталось, – отходит со мной. От двух батальонов семьдесят шесть человек, из них половина раненых. Да и вы, как я вижу, тоже повернули оглобли.