Танька сидит, вытаращив на меня глаза, и молчит. Я на бегу хватаю мыло, полотенце, халат, зубную щетку; зажав в зубах расческу, впрыгиваю как ревматик со стажем в теплые тапки… и вдруг застываю, увидав свое отражение в зеркале.
– Если не трудно, вон ту светлую курточку с опушкой подайте – это моя.
Танька хмурится, сердито крутит в воздухе пальчиками, а я смеюсь. «Все-все!» – отмахиваюсь на ее мрачный взгляд.
Я чувствую, что шапка и шарф мягкие и теплые, почти невесомые, но рассмотреть подарок удается только у раздевалки. Накинув мне на плечи куртку, Люков останавливается у широкого зеркала и поворачивает меня к нему лицом.
Трактирщик (озадаченно): Не знаю. Но скажу, что роли для каждого расписаны судьбой. Ведь ты не думаешь, что мы по доброй воле все забрели сюда? Что встретились с тобой?.. Ах, если б кто совет мог дать, как быть? Как дальше с тяжестью на сердце старом жить?
– Обойдешься, – тут же сухо замечает Люков, но послушно опускает руку, едва я отстраняюсь от него в надежде унять сбившееся дыхание и вернуть голосу твердость.