Глупая, глупая птичка воробышек! Что же ты наделала?!
Я чувствую на коже его улыбку и улыбаюсь в ответ: почему бы хоть раз в жизни не признать очевидное?
– Рыба! Филин! Сюда! – и вновь удивленный стальной взгляд, еще жестче, еще холоднее. Видимость, за которой уже родился страх. – Говоришь, надо с тобой считаться, парень?
– А ты? – смотрит она на меня растерянно.
На улице поздние сумерки. В кухне темно, и широкоплечий силуэт гибкой фигуры, словно абрис – финальный набросок художника, четко прорисовывается на фоне окна. На Люкове расстегнутая рубашка, свободные штаны и больше ничего. Его взъерошенные светлые волосы вновь свободны от банданы и падают волнистыми прядями на затылок, притягивая взгляд.
– Черт, воробышек, а давай сбежим? Не могу больше, я так соскучился…