Действительно, встреча, – я так и застываю, пригвожденная голосом, так похожим на тот, другой, к месту, – нечаянная и нежеланная.
Незнакомец недоверчиво хмыкает и нетерпеливо почесывает висок. Продолжает рассматривать меня самым наглым образом.
Избиты ступни в кровь, рваньём прикрыто тело. Сума, как горб! Пожизненная ноша, грехами полнится. Кишит нетленным прахом возжаждавших возмездья мертвецов, испивших желчь мою сполна. Безумцев веры! Отдавших жизнь, шагнув навстречу чаше, наполненной божественных плодов.
…Умеряя силой воли рвущийся из меня крик. Смиряя желание, не позволяя рукам, окрасившимся кровью, решиться на большее. Чтобы не оттолкнуть еще дальше, не испугать… И не отчаяться самому.
– Грег… Грег?! Ах ты, сука! Ты… – слышится от порога голос не то Филина, не то Рыбы, следом шум ударов и вновь тишина. Давящая, гнетущая, а сердце стучит так гулко…
– А не знаю «с чего вдруг», Воробышек. На, держи! – девушка великодушно снимает очки со стола и насаживает мне на нос. – Дружок твой ночной – Невский, кажется, – заметно фонарем под глазом светил. Выскочке Зуеву, говорят, тоже досталось. И еще кому-то, не из наших, но их девчонки не знают. Держись, Женька, – сочувственно фыркает Танька, глядя, как я моргаю на нее, открыв рот. – Лилька тебе сегодня в волосах плешь проест, а Настька поможет. Кстати, – дергает меня вдруг за пятку. – Сколько можно дрыхнуть, подруга? Новый год скоро, а ты все нежишься в постельке, как кисейная барышня до опохмелки.