Момент собственного унижения отходит на задний план и кажется ничего не значащей ерундой в сравнении с пониманием, что теперь в силах Грега сделать мне по-настоящему больно. В силах сорвать ярость на том, кто не заслужил участи стать заложником нашего прошлого и ответчиком за сегодняшнее. Кто стал мне другом, а в сердце – во сто крат больше, чем друг.
– Почему странно? Он ведь объезженный конь, или я чего-то не понимаю?
– Почему, Воробышек? – темные глаза сужаются, отвечая на мой ускользающий взгляд. – Разве Яшка церемонился с твоей вещью? Жалко стало?
Ах, вот оно что, понимаю я, торжество справедливости налицо. Что ж, следовало сразу догадаться, в ком причина. Я оглядываю зал вслед за Нарьяловой и замечаю Илью у освещенного бара в компании незнакомых девушек и парней. Хотя нет, щурю глаза и грустно улыбаюсь своим мыслям, знакомые лица в этой компании все же имеются.
Я не привык идти в поводу чужих желаний, это не в моих правилах. Но отказать таким ждущим и верящим в чудо глазам Воробышек, похоже, не в силах. Она моя брешь. Неожиданная брешь в броне, которую я ковал много лет. Почти все годы, что себя помнил.
– Я знаю, он говорил мне. Говорил, что ошибся и что жалеет. Что был несправедлив к тебе.