Черта с два я отдам девчонку кому-то! Не отдам. Как последний эгоист разрушу мир вокруг нее, но не разделю птичку ни с кем. Ни с кем.
– Женя! Ну же, посмотри на меня, – подбородка касается рука. Пальцы осторожно пробегаются вдоль щеки. – Пожалуйста…
«Воробышек?» – легко набивает Илья экранные клавиши пальцем руки. – «Так как?»
Крупную волну, пробежавшую животом, сменяет череда мелких волн, бедра описывают серию затяжных и коротких запятых, и вот уже розовые ноготки птички ползут по влажной коже к пробитому пупку и сверкнувшему в ярком луче любопытного сканера камешку, ограненному в золотую оправу, притягивая к себе горячие взгляды парней. Девчонка втягивает в себя живот, вскидывает голову, застывает, и одним смелым движением расстегивает верхнюю пуговицу низко сидящих на бедрах джинсов, обнажив тонкую, не больше сантиметра, белоснежную кружевную полоску белья. Медленно выдохнув, мягко отпускает живот, запускает под кружево указательный ноготок и, плавно поигрывая послушными мышцами пресса, проводит им вдоль всего живота, заканчивая танец.
– Да в том, в том, Сосницкий! Не сомневайся! Ей просто не нравятся такие зеленые, как ты! Она у нас с четвертым курсом на лестнице зажимается. Сама видела! С виду такая скромница, а на деле все обстоит очень даже весело! Правда, Воробышек?
– Э-э, – оторопело киваю я, впитывая невероятную информацию. Вспоминая и привязывая к ней слова Ильи о том, что он кое-чем обязан Синицыну, – Р-роман Сергеевич, а что?