– Я, наверно, пойду? – выдает неуверенно девушка, успокоившись, и Люков странно смотрит на нее. Как будто только сейчас вспоминает о ее существовании.
– Воробышек, я отойду на пару слов, – я решаю оставить птичку на время одну, чтобы еще раз поговорить начистоту с бывшей подругой.
– Не знаю. Наверное, да. Я никогда не задумывалась, пока не увидела их так близко. – Она поднимает на меня глаза и чуть вскидывает голову. Растягивает мягкие губы в легкой улыбке. – А ты?
– Хорошо, – Люков обходит меня и опускается на диван. Устало откидывает плечи на высокую спинку и утыкает взгляд в работающий экран телевизора.
Мне кажется, что отец Ильи сейчас ответит девушке. Скажет что-то ужасно грубое и отрезвляющее, но он молчит, пристально смотрит на сына, и я опускаю ресницы вниз. Я утыкаюсь взглядом в землю, сцепив губы, но вовсе не от смущения или растерянности, а от вспыхнувшего во мне гнева. Такую порцию оскорблений, как сегодня от голубоглазой красавицы, я, пожалуй, не получала никогда в жизни. Мне необходимо мгновение, чтобы прийти в себя.
Ну, ничего себе! Умела бы, так и присвистнула бы от удивления. Неужели слова адресованы мне, и сказал их самый лучший на свете парень?! Такой обманчиво холодный с виду, и, вместе с тем, такой горячий, что шрамы от прикосновений его обжигающих рук еще долго не затянутся в сердце?