Я сам натягиваю на нее шапку и набрасываю шарф. Под локоть вывожу из магазина. Едва мы выходим на улицу, Воробышек перестает возмущаться и впадает в какую-то вялую прострацию. Убито бредет к заполненной машинами стоянке, позволяя без спора подвести себя к крутой тачке Бампера.
– Не переживайте, – кричит мне в спину, когда на приглашение войти в дом я отвечаю молчанием и ухожу. – Сейчас разотремся, затем ванну – через пару часов будет наш Яков Романыч как новенький…
– Все. – Я сама не замечаю, когда тон разговора мужчин меняется, из сердитого превращаясь в тихий диалог. – Ты никогда не был послушным мальчишкой и иногда заслуживал наказания.
– Конкурс был небольшим, умер папа, вы же понимаете… Да еще и я, все детство танцами занималась – тренировки, соревнования, какая уж тут учеба… А мама, она мне здорово помогала… дома.
Я вскакиваю и поднимаю встрепенувшуюся девчонку. Бегу без оглядки, покидая наряженный и невероятно душный карнавальный зал в желании заткнуть кулаком глупые глотки незнакомых людей и как можно надежнее изолировать от себя птичку.
Моя птичка! Рядом! А значит, я могу жить дальше.