— Уже не суть важно. Принцесса мертва. Вы погубили единственного настоящего человека, жившего на свете.
— Это я знаю. — Гретель тряхнула головой. — Но почему геноведьмы не живут вместе с людьми?
Она лгала, Гензель знал это. Просто хотела напугать его, заставить впасть в предсмертное отчаяние, победить не только тело, но и разум. Гретель никогда бы не отдала свою душу ради того, чтобы стать геноведьмой. Чтобы превратить себя в равнодушный и безразличный аппарат, заключенный в человеческую оболочку, безразлично ткущий ткань реальности из бесконечного количества живых клеток.
Ни внешнего двигателя, ни емкостей для топлива. Выходит, этот сын Карла по своей сути мехос, человек с механической начинкой? Но даже если так, откуда он берет топливо? Гензель не сомневался в том, что для подъема такой исполинской массы в воздух и полета требовалась бы уйма топлива в том или ином виде. Но у толстяка, несущего Гензеля и Гретель, не было ни баллонов, ни цистерн, ни иных емкостей. Значило ли это, что винт вращается за счет энергии, вырабатываемой самим телом? Это звучало абсурдно даже для того, кто знаком с геномагией исключительно понаслышке.
Гензель почувствовал себя так, словно ему самому по затылку ударили суковатой дубинкой. Мальчиком!.. Это деревянное чудовище, разорвавшее на сцене огромного крокодилообразного мула, вознамерилось стать всамделишным живым мальчиком?.. Нелепица. Вздор. Абсурд.
— Что? — спросил он, не зная, как повести себя. — Что вы хотите нам предложить?