Гретель отвела взгляд. И Гензель вдруг почувствовал, что его собственное беспокойство вовсе не так сильно, как ему казалось. Он совсем не думал о том, как ощущает это Гретель.
Не слушая аплодисментов, Перо повернулся и вышел за кулисы. Порванный балахон развевался на нем, как потрепанное знамя. Украшенный во многих местах кровавыми отпечатками, он уже не мог именоваться белоснежным. Но грустная кукла, кажется, не обращала на это никакого внимания. Коротышки из оркестра, торжествующе повизгивая, кромсали уцелевшие части тела проигравшего ножами, то ли вымещая свою злость, то ли чтобы их маломощным собратьям легче было убрать останки со сцены.
Гретель допила вино из бутылки, запрокинув ее.
— Порченая кровь соединилась с порченой — и породила чистую?
Свой ужин Гретель ковыряла уже добрый час, но еда больше перемещалась по тарелке, складываясь в причудливые схемы, чем исчезала с нее. Возможно, причиной тому был сам Гензель. Но тут он ничего не мог с собой поделать.
— Возможно, — сказала она, помедлив. — Возможно, мои исследования здесь и в самом деле затянулись. К тому же я не привыкла находиться столько времени на одном месте. Что ты скажешь, если мы заколотим дом и отправимся куда-нибудь?