— Простите, но мне претит столь варварское обращение с собственным имуществом!
Горы для них — идеальный выбор. Сюда никогда не вторгнется бур землекопа, не просверлят скважину для химических отходов. Недостатки климата цверги попросту не замечали, обладая от природы нечувствительной и плотной шкурой. Даже почти полное отсутствие здесь пищи не было критическим — они могли обходиться лишайниками и насекомыми.
Никто не взвыл от боли, не дернулся, не закричал. Мясная туша продолжала безразлично рокотать, загадочные процессы, текущие в ее недрах, не прервались ни на секунду.
Женский голос, до этого момента мелодично звеневший подобно золотым колокольцам, преисполнился иной интонации. Более спокойной и властной. Антропос, клацнув у Гензеля перед носом зубами, разжал свою хватку.
Геноведьма некоторое время молчала, глядя на Гретель сверху вниз. Лицо ее было бесстрастно и мертво, как фарфоровая маска. И столь же прекрасно. А потом в ее взгляде мелькнуло что-то такое, отчего Гензель почувствовал, как его парализованное тело обсыпало колючим ледяным потом.
Гретель коротким движением запустила руку за пазуху камзола. Когда рука показалась обратно, Бруттино издал лишь короткий сухой треск, напоминающий человеческий смешок. В бледной руке Гретель был не пистолет, не кинжал, не самодельная бомба, а всего лишь крохотная, отливающая серебром пробирка. Почти неотличимая от тех тысяч пробирок, что лежали в саркофаге.