До вечера она вышагивала по квартире, то рыдая, то рыча и из последних сил выбирая небьющиеся вещи, чтобы зашвырнуть их как следует, и пытаясь понять, действительно ли она выглядит такой жилеткой-давалкой, в которую хорошо поплакаться, защупывая на ходу, а то и завалить, изливаясь слезами и чем там у них еще принято. И если действительно выглядит, то с чего вдруг влипла в этот завидный образ именно сегодня. А если не выглядит, то с чего вдруг именно сегодня одновременно рехнулись два человека, которых Таня добровольно согласилась бы обнять, если никто не видит. Обнять, прильнуть и дышать ими. Только им-то совсем другого хотелось. А на такие хотелки отвечать нельзя – Таня знала это твердо. Не потому, что девичья честь и пионерско-комсомольская гордость, а потому, что противно. Ну и поучительных примеров насмотрелась и наслушалась, спасибо, – слишком много их вокруг было, ржущих крашеных сверстниц, бойкотов давалкам и недавалкам, историй про исключение из школы за беременность, абортов и озлобленных соплюшек с младенцами. И слишком мало было обратных примеров.