Холодно. Буржуйка остыла давно, и стало опять холодно. Всё-таки буржуйка — это совсем не то, что настоящая печь. Она быстро нагревается, чуть ли не докрасна, а потом ещё быстрее остывает. Пока огонь в ней горит — вроде тепло. А как погаснет — мы опять мёрзнем.
Брата весной 43-го призвали, когда ему 18 лет исполнилось. Сейчас Колька танкист, он гвардии сержант и наводчик на самом тяжёлом советском танке, на ИС-2! На 1-м Белорусском служит, во 2-й гвардейской танковой армии. Наверное, он уже в Берлине. Потом напишет, как они его брали.
Весь наш город, весь Ленинград просто пропитан этой ненавистью. Она бурлит, тысячи погибших и изуродованных детей требуют отомстить за них. Ой, что будет, что будет, когда наши всё-таки дойдут до Германии! Черти в аду содрогнутся от ужаса и отвращения. Но они сами виноваты, они же пришли к нам, а мы только отвечаем!
Боже ж ты мой! Какой, ну какой им футбол?! Им лежать нужно, они ведь едва ходят! Не все, конечно. Которые фронтовики — те ещё ничего, даже бегать пытаются. А вот наши, кто зиму в городе провёл, так таких сразу видно. Худющие, из трусов и маек голые руки и ноги торчат. Некоторые временами даже шатаются.
— Господин бригадир, турки открыли огонь!