— И вас с Татьяной Фёдоровной как мы бросим? Вы же одни пропадёте. Опять же, Маринка скоро приедет. Приедет — а нас нет. Где искать будет?
Торопливо, срывая ногти, распахиваем в четыре руки ящик. Серый бумажный треугольник. А это не похоронка. Письмо! Письмо!!
Я стараюсь не думать об этом. Мы уже второй день кушаем хлеб на завтра! Нам так хотелось кушать, что мы не утерпели. Сегодняшний хлеб у нас закончился вчера вечером. Другой еды нет никакой. Совсем-совсем никакой. И вот, я иду домой и несу хлеб на завтра. Который мы съедим сейчас! А завтра станем есть хлеб на послезавтра!..
У Кольки Бровкина папа умирал. Я не могла смотреть на такое. Колька сидит рядом с кроватью и держит папу за руку. А тот утешает Кольку и говорит, что скоро будет весна и наши обязательно разобьют фашистов.
— Что здесь происходит? — в комнату быстрым шагом входит высокий человек в расстёгнутом полушубке. Под ним вижу военную форму с петлицами артиллерийского капитана. Следом за ним идут ещё трое бойцов. — Круглов?!
— Лен, ну не получается встать у меня. Не получается, хоть ты плачь. Ноги не слушаются. И опухло всё. Ты ведь видишь. Мне лучше уже, но всё равно не могу встать.