Здесь, в большом зале, было прибрано, а окна под потолком плотно закрыты железными ставнями. Лампочек здесь не было – лишь у входа, да прямо по центру зала стояла пара торшеров, служивших источниками света. Они очерчивали вокруг себя светлые круги, а высокий потолок терялся в темноте.
Тяжелый, настоящий, сделанный на совесть на советском заводе, он был выкрашен в буро-красный цвет и весил, казалось, целую тонну. Лом был прикручен к щиту тонкой проволокой, но Кобылин в запале этого и не заметил. Вырвав свое новое оружие из креплений, он разорвал проволоку, как гнилые нитки, и метнулся обратно, к площадке, залитой алым светом тревожной лампы.
– Можешь, – рявкнул Кобылин, – ты же смерть!
– Надо уходить, – прошептал Алексей, ласково перехватывая ее холодную, как камень, кисть. – Линда, надо идти, понимаешь? Можешь идти?
Бросившись вверх по лестнице, Алексей даже не обернулся – команда справлялась и без него. Ступеньки вывели его на второй этаж, в пустой и пыльный холл с рядами продавленных кресел вдоль стен. На стенах висели плакаты с объявлениями, напоминавшими стенгазету, а света почти не было. Лишь два поворота – направо и налево – как в гостинице. Или казарме… Налево – ближе.
Его худшие опасения подтвердились. Серый казенный дом окончился скромным крыльцом со стеклянными стенами. В этаком предбаннике хорошо стоять в дождливый день, дожидаясь своего номера в бесконечной очереди к весьма занятому чиновнику.