Кобылин вскинул глаза и поймал в зеркале заднего вида безумный взгляд Дарьи – взъерошенной, с размазанной помадой, потекшей тушью. И уже открывающей рот.
– На рожон лезть больше не буду, – сухо сказал Кобылин. – Если сами не наедут.
– Сова, открывай, – буркнул Кобылин. – Медведь пришел.
Приземляться пришлось на руки. Пролетев половину площадки, Кобылин вытянул руки, приземлился на них, как на пружины, и, выгибая колесом спину, прокатился вперед, через голову. Инерция подняла его на ноги, и охотник прыгнул еще раз, преодолев длинным прыжком вторую половину площадки и выйдя точно к цели – груде масленого тряпья. Не прекращая движения, Кобылин запустил руку под тряпки, ободрал об асфальт ладонь, но успел нашарить ребристую рукоять пистолета.
Миновав зал, Кобылин бросил последний взгляд на розовый «Кадиллак», скалящийся из полутьмы хромированной решеткой, покачал головой и вышел в коридор. Скользнув вдоль стойки, он бесшумно переступил порог и сквозь разбитую дверь вышел на улицу.
Вадим тут же отвернулся к Вере, и они о чем-то тихо заспорили, а охотник и ведьма снова оказались лицом к лицу. Кобылин смотрел в черные глаза, пытаясь подобрать нужные слова, и никак не мог их найти. Ему не хотелось, чтобы Линда шла за ним.