Терещенко прижимается к земле. Он лежит в грязной каше из снега, воды и лошадиного навоза. Рядом с ним вжался в лужу Коновалов. Лицо у него в брызгах грязи, глаза безумные.
– Это не так! – восклицает Керенский. – Я не давал такого распоряжения!
Дорик наливает в бокал коньяку. Щедро, пальца на три.
– Глупости какие… – говорит он. – Ну зачем слезы? Ты же знала, что я тебя не забыл. Я посылал тебе цветы каждую неделю, писал, звонил…
– А что не выплывет? – спрашивает Рутенберг. – То придумаете?
Потом слышны радостные крики. Это ревет толпа под окнами.