– Михаил Иванович! Александр Федорович просил вас зайти.
– Это ж какой сволочью надо быть… – шипит Керенский. – Кто передал текст речи в редакцию?
Голос у него усталый. Он понимает, что тратит время впустую, но проявляет семейное упорство, забывая, что с другой стороны стола сидит та, от кого он это упорство унаследовал.
– Я не сочувствую большевикам, – морщится Черемисов. – Постарайтесь воздержаться от пафосных высказываний, Александр Федорович! – Но и вашему Временному правительству я не сопереживаю. Я тем, кто умирает в окопах, сочувствую и сопереживаю, а не упырям, что делают политическую карьеру на наших трупах.
Хорошо видна бухта, залитая ясным зимним солнцем. Вода кажется ртутью – на море полный штиль. На рейде возвышается профиль прекрасной «Иоланды».
– И вот, – шутливо продекламировал Никифоров, – эта страна сидит перед вами и берет у вас интервью.