– Я совершенно не азартна, Моник. Рулетка не возбуждает моего воображения, пока Мишель играет – я скучаю.
Журчит струя. Моча, дымясь, льется через щели в ступенях прямо на дворнягу. Собака дрожит всем телом, глаза лезут из орбит, но не издает ни звука.
Терещенко целует жену в макушку и садится за стол.
У вокзала толпа людей. Их очень много – человеческой массой заполнена вся площадь перед зданием. Сам вход в вокзал перекрыт солдатами, но и под крышей тоже полно народа, правда, тут публика несколько другая – меньше солдат и матросов, рабочих или бедных горожан. Зато гораздо больше мужчин в пенсне, в приличных пальто, в меховых шапках или фетровых котелках и шляпах. Есть и женщины. Чувствуется, что люди утомлены ожиданием. Кто-то взволнован, а кое-кто раздражен.
В зал входит Керенский. Он в своем обычном одеянии – военном френче. После поездки он изменился к лучшему, воспрянул духом, что ли? В глазах снова блеск, хотя под глазницами синяки от недосыпа.
– Я всегда рада тебя видеть, Мишенька, – говорит Варвара Николаевна. – Когда бы ты ни захотел приехать – приезжай. Это и твой дом… Видит Бог, мне некуда ехать.