— В машине согреешься, — пообещал мне лечащий врач и любимый мужчина в одном лице. — Я специально поближе припарковался.
— Я не выбирал, — улыбка не исчезла с его лица, но стала задумчивой и немного печальной, как случается, когда вспоминается что-то хорошее, но безвозвратно ушедшее. — Сестра играла на фортепиано и на флейте. Когда бывали гости — только на фортепиано. Говорила, что с флейтой у нее глупый вид, занималась ею только потому, что целители рекомендовали: слабые легкие… Фортепиано и флейта, да. — Он встряхнулся, улыбка пропала. — Это действительно помогает в работе с потоками и плетениями, когда требуется совершать сложные пассы. Многие стараются так или иначе развивать моторику пальцев. Нет способностей к музыке — находят другие занятия. Лепка, рисование, вышивание…
И чудо настоящее, хоть щупай его. И эльфы международный скандал не устроят, еще и уверять будут, что у них и в мыслях не было мне мешать и, тем паче, убивать, а в домик ломились, только чтобы узнать, не нужно ли чего прекрасной деве. И прецедентов нарушения эльфийских законов мы не создали, священной крови не пролили. А на слезы запрета нет. Используйте себе, если получится заставить эноре кэллапиа прослезиться.
За окном, занавешенным дешевым тюлем, собирались сумерки, но света в палате не зажигали. Возможно, специально, хотя особого смысла в таких ухищрениях не было: все равно не рассмотреть ничего за бинтами в желтых пятнах целебной мази и розовых — просочившейся крови. Лишь закрытые глаза видны, краешек распухшей губы, подбородок, кончики пальцев…
И он слушал. Успокаивал. Подбадривал. Выбивал из меня дурь на ринге и носил пироги своей мамочки…