Хороший парень. Жаль, в нашем деле помочь не мог.
— Неправда, — возразила я. — Вы — весьма загадочная личность. Я наводила справки: никто ничего не знает о вашей личной жизни.
Освободился ректор через полчаса. Может, и не закончил все, что планировал, но сгреб решительно все бумаги в кучу и отодвинул на край стола. Поинтересовался, не хочу ли я кофе, а узнав, что хочу, спросил, не возьму ли я на себя труд его сварить, так как доверять эту миссию существу в приемной ему не хотелось: мало ли, как это отразится на физическом и психическом здоровье.
— Хорошенькой девушке ни к чему хранить такие воспоминания, — сказала она.
Перед глазами все смазалось и поплыло, и только пальцы Оливера, вцепившиеся в мое плечо, удержали от падения… или от того, чтобы броситься к распростертому на столе телу…
— Мальчик, — кивнула я. — У меня тоже был мальчик. Я видела — на мониторе, на УЗИ. И потом тоже, но… на мониторе он был живой. И здоровый. Отец говорил, нужно «жигуленок» наш хоть покрасить, а то стыдно будет такого богатыря в обшарпанной колымаге возить. Часто это повторял. А потом «жигуленок» всмятку, и возить некому и некого… Такая вот вселенская справедливость…