Неожиданно питбуль поднял голову и, заглядывая на недовольного мужчину, грозно тявкнул.
– До завтра, нима Петунья! – крикнула я пациентке из соседней палаты.
– Суним Горский, не смущает, что тебя назвали плебеем? – хмыкнул Эдмонд.
Вдруг Влад протянул руку к моему лицу. Жест оказался столь неожиданным, что я отшатнулась, но проворные пальцы все равно мягко заправили за ухо непослушную прядь волос.
У одной стены стояла узкая кровать, под ней – ночной горшок, в углу – жалко притулился дряхлый табурет с медным тазом. На другой стене висели рябое старое зеркало и полочка с оплавленным огарком свечи. На полу лежал вязанный из лоскутов половик. Глядя на наши хоромы, я вдруг почувствовала себя ужасно избалованной.
– Вот видишь, Кастан! Она из мести захотела подпортить мне реноме. – Я потыкала пальцем в портрет.