– Почему ты думаешь, что я не помню? – тихо спросила я, теребя юбку.
Тут в гостиную из коридора повалили люди, и нам с Пруденс оставалось только наблюдать, как покои, похожие на городской рынок перед открытием, превращались в рынок в самом разгаре торга. Сначала в дверях появился похожий на каланчу тип в черном камзоле и бархатных панталонах, поразивших меня до глубины души. Следом за ним с постными минами возникли белошвейки, нагруженные отрезами белого материала, а уж после наряженные во все оттенки розового в номер впорхнули фрейлины, похожие на любопытных пташек.
Он протянул знакомый сложенный вчетверо листочек, и у меня загромыхало сердце. Я схватила записку, развернула и с жадностью прочитала короткое послание, оставленное сразу под моим письмом.
Неожиданно он схватил меня за локоть, резко развернул, и мгновением позже я оказалась прижатой спиной к дверце гардероба. Влад накрыл мои губы ненасытным и требовательным поцелуем. Не нежный, не осторожный, он точно не боялся причинить мне боль.
Хотела бы я оспорить в высшей степени справедливое замечание, но о занудности, просыпавшейся у Глэдис в самый неподходящий момент, действительно можно было писать скучные романы.
– Насколько я понимаю, он и не заканчивался. Вы забыли сунима Горского, как и всех остальных.