Наступила зима. Весь Альдейгьюборг коптел дымами. Лодьи переселились в наусты и грезили о далеких теплых морях, воды которых не знают льдов.
– Что, страшно стало? – насмехался Олег, работая вполсилы. – Вкалывайте, вкалывайте…
Короткой главной улицей, проложенной пьяным зигзагом, они спустились к пристани. Рюрик был здесь. Он стоял на пригорке и любовался пожаром.
Загремели щиты, сбиваясь в крепкий тын, ощетинившийся иглами копий.
Лекарь достал холщовый мешочек из наплечной сумы, вынул из него кривую иглу с нитью и взялся сметывать живую плоть. Олег держался за ствол ивы и рычал, пуская розовую слюну, шипел и жмурил глаза.
Эйрик, сын Энунда, пробрался через заросли ольхи и выбрался на обрывчик, срывавшийся к шуршащим камышам. Ильмень-озеро раскатывалось до самого горизонта, блестело и переливалось, ветерок погонял мелкую волнишку. Все вокруг было пронизано, пропитано покоем, мирные пейзажи навевали дрему, а избитые ноги просто вопили, требуя упасть на землю и снять колодки сапог. Эйрик послушался своих нижних конечностей – сел, стянул раскисшую обувку, вытянул гудевшие ноги. Пущай подышут маленько…