Хакон конунг ошеломленно вытаращился на старого приятеля.
– Зачем же зря… – поднялся Каницар. – Зря не надо…
Пыль на поле брани оседала, шумы откатывались к крепости. Ополчение бежало вслед за отступавшими свеями, добивая отстающих и раненых, а на бывшей улице показалась делегация – впереди шел Хакон конунг, припадая на правую ногу, за ним шествовали бояре, все простоволосые, только один шапку боярскую не посеял – нес ее гордо, то и дело поправляя.
Дана вошла под широкий навес, где хлопотали лекари, и передала им собранные травы.
Злая стрела просвистела, чиркнув Асмуда по волосам. Вторая «змея битвы», прилетевшая из леса, была метче, но хевдинг отбил ее мечом.
Шестой год подряд поднимается он по водам и волокам Великого Волжского пути, и непонятно ведь, что зовет его в эту долгую и опасную дорогу! Нажива? Кто спорит, можно озолотиться на русских мехах. Здесь шкурку горностая покупаешь за пару дирхемов, а в Индии продаешь за двести пятьдесят полновесных динаров. Но разве он был беден? Где его только не носило… Он водил корабли в Синийю, за шелком и фарфором, на Яве закупал сандал и камфору, на Цейлоне – топазы, сапфиры, изумруды, панцири черепах, мускус и корицу, на Сокотре – ладан и алоэ. Он побывал во всех портах Савахиля, от Момбасы до Занзибара, набивая трюмы шкурами леопардов, слоновой костью и выносливыми черными рабами-зинджами. И разве дом его в Багдаде не был полной чашей? Но стоило один раз побывать в северных лесах, испробовать ледяной воды родников, бьющих здесь чуть ли не под каждым деревом, и нахуза прямо влюбился в эти края, где ночи светлы, а лето походит на южную зиму.