Валит повел Сухова, сам на себя непохожий – оживился подмастерье, раскраснелся.
Два десятка ладожан смирились, дали себя связать и пристегнуть. Конунг выделил полусотню конвоя и отправил первых рабов на место сбора.
– Сейчас не вырвешься, – проговорил Веремуд, осторожно надавив на дверь. – Утром, когда отворят, попробуем…
Ехали половину дня, пока дорогу к морю не преградила священная дубовая роща. Она простиралась и влево, и вправо, а часто вкопанные столбики с вырезанными на них личинами предупреждали: «Проезд воспрещен!» Столбики были обвязаны белыми тряпицами, чтобы видеть границу рощи в ночную пору и не преступить ее.
Мужественные варяги заробели рядом с жилищем бога, и во двор вошли не все. Олег вошел, а Пончик скользнул за ним, живо вертя головой.
Гайна говорил снисходительно, будто «дед» с новичком-салабоном, но Олег не вникал в тонкости – известие о воле потрясло его. Он даже не обрадовался в тот момент – душа его растеряла все эмоции. Было такое ощущение, будто в нем разверзся вакуум.