– Бей свеев! – вопил Олдама, крест-накрест пластуя вражий строй.
– Может, и так, – признала она неохотно. – Давай не будем про богов, а то обидятся еще, а послезавтра бой.
Олег отнес доспехи и меч хазарский в горницу, оставив при себе лишь тати. Перевязи не было, пришлось сунуть ножны за кушак – собственно, так самураи меч и носили. В горнице Сухов застал Пончика – лекарь деловито набивал снадобьями медицинскую свою суму, укладывая мешочки, горшочки, туески.
– Я это! – сказал знакомый голос, и на бережок выскользнул Вадим ярл, пообносившийся, в изгвазданном корзне, но все с той же ядовитой ухмылочкой на небритой роже.
Лес ожил, лес наполнился множественным шорохом и звуком крадущихся шагов, приглушенными голосами, отдающими команды. Хакону конунгу сыскали коня, и теперь верховный правитель Гардов похож был на древних полководцев. На старой гари, что широкой полосой вычернила землю с редкими бугорками опаленных пеньков, Хакон натянул поводья и поднял руку. Бояре, тоже оседлавшие мохнатых степных коников, тотчас подъехали к нему.
Берега поплыли назад, качаясь порой, когда лодка кренилась на перекате.