По дороге он оглядывался, высматривая опасность, но тишина стояла вокруг, тишина воистину мертвая, даже в роще не шелестели листья.
Взяв зубило и молот, кузнец в два счета расковал Олега, растянул руками кольцо и бросил цепь в угол, где валялась целая груда металлолома.
Что проку тратить слова на раба, страшащегося выйти из рабства? Быдло, оно и есть быдло. Вопрос в том, как ремень кожаный перерезать… Крепок, зараза! Сырой был, когда вязали, а теперь усох, и узел затянулся, твердым стал, будто из кости выточен.
Пару секунд ничего не происходило – пруссы готовились напасть разом. И вот, с громовыми криками, вся команда пруссов выскочила из-за деревьев. Тормейсо обогнул дуб слева. Олег свернул вправо, и с ходу почти отсек мечом голову витингсу, стоявшему в прогале между деревьями. Угрызений совести (как же, ударил в спину!) Олег не ощутил. Он понадеялся только, что убитый им витингс приложил свою руку к убийству Крута. По крайней мере он – из них. За зло нельзя платить добром, учил Конфуций. За зло платят по справедливости!
– И действовать изнутри? – спросил Олег, которого перспектива добровольного плена не шибко вдохновила.
– И вот еще что… – Тиун замялся, взглядывая на Олега, покопался в бороде, но все же договорил: – Смотри, в бега не подайся. Гридни – это тебе не трэли, не отмахаешься… Им – забава, тебе – погибель. Понял меня?