Сама же мать осталась у родственников. Как она тогда объясняла дочери: «В столице и без меня хватает женского населения и даже переизбыток, а еще и я приеду. Пусть, доченька, тебе повезет, ты молодая, еще возьмут, пусть и любовницей, но в столице все же, ты уж постарайся там, дочка».
Мишико похвасталась нам, привезли платье «оттуда», это от энерджазинов значит. Отдала много, конечно, но ведь смотрите, как сидит, а фасон, все по мне. Сидит, действительно, замечательно, у энерджазинов оно само размер меняет, как надо, под любую фигуру, недолго правда, вроде, месяц только, но больше-то и зачем. Потом все равно один, одна же носишь. Это когда семья, тогда да, то дочь его наденет, то ее мать носит, а мне одной если. Да, воспоминания, у меня тоже раньше были оттуда, а теперь, эх, но дорого ведь мне сейчас и не по чину. Одно порадовало: желтый ей не идет совсем, вот.
Жалко даже ее немного, но это жизнь, они ведь тоже уперлись в ребенка – и что, поэтому кто кого. В конце концов обе женщины соображают, что получается, нас в дом не пускают, и они начинают пространственно извиняться, причем обе.
Видимо, это тело или, скорее, его владельца Витоли таким способом не раз ловили на слабо.
Но нет, не отказалась, странно. Рассказала про свою любовь первую. Какого-то моряка, или по-местному морехода, но это не суть важно, привыкну как-нибудь. Да еще и иностранца, как оказалось, с соседнего государства халифат. Ничего себе, какие скелеты у нашей математички в шкафу лежат. Ведь мы не очень дружны с этим государством, если не сказать больше. Правда, может, раньше лучше были наши отношения.
Зачитываю правило и, невзирая на его все подтверждающие кивки, прошу повторить, а то я его уже знаю, он кивает по поводу и просто без повода. Что удивительно, повторяет слово в слово. Уже хорошо, значит с памятью все у него в порядке.