– Не знаю никакого «того света», – годи озадаченно посмотрел на меня. – Я о посмертии.
– Была одна просьба, стало две, – саркастично бросил я. – Опять же, как вы мне по телефону говорили? «Просто посидим, поговорим». Эх, доверчивость меня сгубила, доверчивость. Говорили мне умные люди – не верь всякой шантрапе.
– Не перепугали, а насторожили, – уточнил фон Рихтер, которому все еще было стыдно за собратьев по оружию. – Но в целом все верно лэрд Хейген говорит. Что вы тут устроили такое? Порядочные люди после смерти в могилах лежат, только нежить по земле бродит.
– Вижу, – с удовлетворением сказал Тристан. – Вот это я понимаю, работа – чернеца перепугать. Высший пилотаж, филигранное умение.
– Так, не надо задавать мне этот вопрос, – нахмурилась Юля. – Не надо!
Шумели все те же – Соловьева и Шелестова. Они стояли друг напротив друга и напоминали двух базарных торговок, впечатление портили только дорогие платья. Неподалеку от них сидела на стуле маленькая Таша, которая с любопытством созерцала скандал, болтая ногами и поедая «оливье» прямо из салатницы, парни сгруппировались в другом углу, явно болея за Шелестову. Даже Петрович оживился, по его лицу гуляло нечто похожее на улыбку. Единственным сотрудником, кто смотрел на это все без интереса и одобрения, была тихоня Ксюша, которую Вика недавно пристроила к нам в редакцию. Впрочем, полагаю, что ее мнение по этому поводу мало кого интересовало, да и сама она явно ждала того момента, когда кончится так называемое «дежурное время» и можно будет сказать что-то вроде: «С вами здорово, но, я, наверное, уже пойду. У меня дела еще».