– Ну вот кто бы говорил, а! – Тристан упер руки в бока, повернувшись к ассасину. – А вы, дети ибн Кемаля, можно подумать все в белом и с арфами в руках. Кто в прошлом месяце исполнил визиря султана в Мейконге? Да шут с ним, что прикончили, главное – как? Позору было…
– Я все понял, Максим Андрасович, – заверил я Зимина. – Буду нем как рыба.
– Там? – Вика ткнула пальцем в капсулу. – Ну, Киф, ну хоть сегодня забудь ты об этой игре, а? Через два часа уже начнутся проводы Старого года, надо будет идти вниз, а ты и в самом деле еще не брился даже.
– Да погоди ты, – Зимин достал телефон. – Есть одна идея… Крайнего найти надо.
Мне на лоб легла холодная рука, точёный носик сморщился, в зеленых глазах появилась скорбь.
Потом, когда Вика уже уснула, я еще немного поразмыслил о том, как же все это тесно сплелось в один клубок – и все эти радеоновские интриги, и вынужденное сидение в четырех темностекольных стенах, и мой неясный социальный статус, и многое другое. А больше всего меня беспокоило то, что я окончательно превратился в пешку на чужой шахматной доске. Я являлся ей и до этого, излишних иллюзий у меня не было с самого начала. Но вот какая штука – раньше у меня теплилась небольшая надежда на то, что преодолев шесть клеток и выполнив требуемое, я получу возможность свободы передвижения. А вот сейчас… Сейчас я почти наверняка знал, что мне никто не даст этого сделать. Просто потому, что никому не нужно, чтобы пешка стала какой-то более весомой фигурой, получив кучу информации, включая ту, которую ей знать не следует.