Лейтмотив «разрешения тяжелой, гнетущей мысли» здесь замыкается на породившем его Достоевском – см. 40.21.
Я отошел от дверей, и тяжелый взгляд свой переводил с дома на дом, с подъезда на подъезд. И пока вползала в меня одна тяжелая мысль, которую страшно вымолвить, вместе с тяжелой догадкой, которую вымолвить тоже страшно, – я все шел и шел, и в упор рассматривал каждый дом, и хорошо рассмотреть не мог: от холода или отчего еще мне глаза устилали слезы…
Здесь связь между «пишет и пьет, и пьет, как пишет» и «выпивая творил, творя выпивал» очевидна.
С сыром (7 копеек) или с вареной колбасой (13 копеек).
– А Минин? Минин куда бы попал, если б шел своею дорогою и не слушал советов Пожарского? Куда бы Минин пришел?..
«К этому кругу „хорошего“ [победа на Халхин-Голе, помощь Испании], связанного в нашей жизни с тогдашними представлениями о Сталине, относилась еще и Арктика – спасение экипажа „Челюскина“, высадка на Северном полюсе Папанина с товарищами, перелеты Чкалова и Громова. За организацией всего этого, за всеми этими смелыми предприятиями в нашем ощущении стоял Сталин, к нему приезжали, ему докладывали об этом. А связанные с этим торжества приобретали характер всенародный, и это сближало всех нас, за редким исключением, с в общем-то далекой, отъединенной фигурой Сталина» (Симонов К. Глазами человека моего поколения. М., 1990. С. 64–65).