То есть тридцать пустых бутылок стоимостью 12 копеек каждая. Именно такой была стоимость одной пустой бутылки емкостью 0,5 литра в 1960–1970-е гг. при сдаче ее на приемном пункте стеклотары (один из которых, кстати, является местом действия пьесы Венедикта Ерофеева «Диссиденты, или Фанни Каплан»).
В девятом часу по Гринвичу, в траве у скотного двора, мы сидели и ждали. Каждому, кто подходил, мы говорили: «Садись, товарищ, с нами – в ногах правды нет», и каждый оставался стоять, бряцал оружием и повторял условную фразу из Антонио Сальери: «Но правды нет и выше». Шаловлив был этот пароль и двусмыслен, но нам было не до этого; приближалось девять ноль-ноль по Гринвичу…
В целом – имитация библейской поэтики типа: «Искушали Меня отцы ваши, испытывали Меня, и видели дела Мои сорок лет» (Евр. 3: 9); «Ангелу Ефесской церкви напиши: так говорит Держащий семь звезд в деснице Своей, Ходящий посреди семи золотых светильников: знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы…» (Откр. 2: 1–2).
Он опять рассмеялся и ударил меня в поддых.
– Так слушай. То будет день, «избраннейший из всех дней». В тот день истомившийся Симеон скажет наконец: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…» И скажет архангел Гавриил: «Богородице Дево, радуйся, благословенна ты между женами». И доктор Фауст проговорит: «Вот – мгновенье! Продлись и постой». И все, чье имя вписано в книгу жизни, запоют «Исайя, ликуй!». И Диоген погасит свой фонарь. И будет добро и красота, и все будет хорошо, и все будут хорошие, и кроме добра и красоты ничего не будет, и сольются в поцелуе…
– Да нет, стошнить-то уже ни за что не стошнит, а вот сблевать – сблюю.