Цветаева, к примеру, задавала схожие вопросы и сама же на них отвечала: «Женщина, что у тебя под шалью? / – Будущее!» («Под шалью», 1924).
Вот – я сейчас отъезжал от станции Покров. Я видел надпись «Покров» и яркие огни. Все это хорошо – и «Покров», и яркие огни. Но почему же они оказались справа по ходу поезда?.. Я допускаю: мой рассудок в некотором затмении, но ведь я не мальчик, я же знаю: если станция Покров оказалась справа, значит – я еду из Петушков в Москву, а не из Москвы в Петушки!.. О, паршивый Сфинкс!
Возможны также ассоциации с библейским пророком: «Пришлые в дому моем и служанки мои чужим считают меня; посторонним стал я в глазах их. Зову слугу моего, и он не откликается; устами моими я должен умолять его» (Иов. 19: 15, 16).
«Я задал себе один раз такой вопрос: что если бы, например, на моем месте случился Наполеон и не было бы у него, чтобы карьеру начать, ни Тулона, ни Египта, ни перехода через Монблан <…> так ведь уж ясно чувствовал, что я не Наполеон» (ч. 5, гл. 4).
А. Немзер возводит эти вопросы к трехстопным дактилям Гумилева: «Гамлет? Он должен быть бледным. / Каин? Тот должен быть грубым» («Театр», 1910) (Немзер А. На кого это он намекает? // Сегодня. 1996. 16 апреля. С. 4). Примечательно, что в этих режиссерских разработках Гумилева Каин – не ветхозаветный, а тот же самый, байроновский, которого имели в виду Веничкины соседи по орехово-зуевскому общежитию (см. 10.38).
Мей Л. Избранные произведения. Л.: Сов. пис., 1972.